– Ее никто не тронет?

– Нет. Она слишком дорого стоит.

– Зачем я тебе понадобился?

– После узнаешь.

– Ты увел с собой рыжеволосую девушку. Где она?

– У меня, в моем жилье.

– Ты можешь что-нибудь сделать для нее? – осторожно спросил Гай.

– Да я вроде бы уже сделал все, что мог! – откровенно рассмеялся собеседник.

Гай стиснул в пальцах стилос – его острие провело на дощечке глубокую борозду, похожую на зарубцевавшуюся рану. Потом отшвырнул письмо.

– Не делай глупостей, – сказал пират. – Пиши. Если б эта рабыня не досталась мне, с нею развлеклись бы все, кто живет на этом острове. С другими поступят именно так. Ну а я не люблю ни с кем делиться.

– Вы отвезете женщин на рынок?

– Не сегодня.

– Отпусти эту девушку в Рим вместе с ее госпожой!

– Ты слишком многого хочешь! – отрезал пират.

Взяв табличку из рук Гая, он подозрительно разглядывал ее. Скорее всего, он не умел читать.

– Как твое имя?

– Гай Эмилий Лонг. А твое? – спросил он, испытывая смешанное чувство унижения и гнева.

– Ну, допустим, Мелисс.

Пират вышел из хижины и перед тем, как отправиться к кораблю, зашел в одну из прилепившихся возле скалы жалких ветхих лачуг.

Тарсия сидела в углу на куче тряпья, сжав колени и стиснув пальцы рук. Она не поднялась при виде Мелисса, лишь опустила голову и словно бы вжалась в стену.

С минуту он разглядывал ее, потом отрывисто произнес:

– Не выходи отсюда, тогда тебя не тронут. Здесь есть вода и немного еды – тебе хватит. Я вернусь через два дня.

Постояв еще пару секунд, он повернулся и вышел, а девушка осталась сидеть в углу в той же позе. Странно, но следы недавних страданий исчезли с ее лица, оно выглядело отрешенно-спокойным. Она ни о чем не думала, ничего не ждала, она не шевелилась и словно бы не дышала, – на первый взгляд, могло показаться, что в хижине вообще никого нет. Когда начало темнеть, она встала и осторожно выглянула за дверь.

Море тонуло в тумане, который стлался по воде, поднимаясь вверх, скрывая очертания гор и окружая звезды мягким сиянием. В безветрии особенно остро ощущалось дыхание острова, полного ароматов бессмертника, можжевельника, тимьяна.

На берегу пылал костер – в его свете свора пьяных пиратов (на «Орифии» было вино) гонялась за одной из рабынь: ее жалобные испуганные крики тонули в их глумливом хохоте.

Тарсия выбралась из хижины и быстро побежала, то и дело припадая к земле, точно раненая птица, к той хижине, где находились Ливия и Гай. К счастью, рядом никого не было – одни пираты уплыли на материк, другие веселились у костра.

Девушка осторожно проскользнула внутрь и, увидев Ливию, бросилась перед ней на колени. Мгновение – и их руки сплелись; потянувшись вперед, гречанка прижалась к своей госпоже, спрятав лицо у нее на груди. Ливия взглядом попросила Гай выйти, и он немедленно выполнил ее просьбу.

– Тарсия, моя бедная Тарсия! Я так рада тебя видеть, хотя… – ее голос дрогнул, – мне нечем тебя утешить.

– Не надо, госпожа, – сдавленно проговорила гречанка, – мне еще… повезло, потому что он был один. Я… я не сопротивлялась. Он сказал: не хочешь со мной, отдам тебя другим, будет еще хуже. Что делать, если так случилось. Я – рабыня, я ко всему привыкла, потерплю. Главное, чтобы они не тронули тебя.

«И вправду, если мы еще способны бороться с судьбой, то они просто вынуждены с нею жить. Для них терпение – единственное лекарство от скорби», – подумала Ливия.

– Я пришла проститься, – сказала Тарсия. – Не знаю, в чьи руки я попаду, но тебя, госпожа, всегда буду вспоминать с благодарностью и любовью. И береги мою дорогую девочку.

Ливия содрогнулась от этих произнесенных на одном дыхании слов и горячо прошептала, сжав руки гречанки:

– Где бы ты ни оказалась, я вызволю тебя, обещаю, даже если мне придется перевернуть для этого всю Ойкумену. А потом мы найдем Элиара.

– Если он жив, госпожа… Я понимаю, почему он бросился в море. Наверное, я бы сделала то же самое, если б… умела плавать…

Она говорила тонким, надтреснутым голосом, с трудом удерживаясь от рыданий, и Ливия тоже едва могла сдержать слезы.

Когда Тарсия ушла, Ливия сидела молчаливая и задумчивая, точно окаменевшая.

Вошел Гай, безмолвно опустился рядом с нею и замер, прижав Ливию к себе.

– Что с нами будет? – наконец сказала она.

– Не знаю, – вздохнул он. – Когда у меня отнимают то, что принадлежит мне по нраву, я понимаю, что это уже не я. Когда человек, которого я презираю, пытается вступить со мною в сговор и я вынужден беседовать с ним едва ли не на равных, я чувствую, что это тоже не я.

– Что бы ни случилось, если я люблю тебя, это все-таки я, – сказала Ливия.

– Я тоже люблю тебя, Ливилла, и с тобой я, наверное, многое сумел бы вынести, но вот без тебя…

– Ты должен жить, Гай, обещай, что ты будешь жить. Он ничего не ответил, только крепче сжал ее руку. Эта недоговоренность, легкое наивное притворство тонкой стенкой ограждали их души от смертельной горечи и страха. Оба понимали, что означает грядущая разлука. В ближайшие годы Гай (если он волею богов благополучно выберется с острова!) не сможет приехать в Рим, и едва ли Ливия сумеет вырваться оттуда. Они расставались надолго, если – не навсегда.

Мелисс вернулся через день и сообщил, что письма отправлены в Рим, – к табличке Ливий было приложено одно из ее украшений. Оставалось ждать ответа.

Обитатели островка продолжали жить своей убогой и жалкой жизнью. Часть женщин отвезли на портовый рынок, другие оставались на острове. Днем они мололи зерно и готовили еду, ночью утоляли плотский голод своих временных хозяев.

Тарсия продолжала жить в хижине Мелисса. Он обращался с нею ни плохо, ни хорошо – как с вещью. Иногда он был настойчив и груб, а в другой раз его вдруг охватывали жестокие, обольстительные воспоминания, и тогда он нежно гладил волосы девушки и исступленно ласкал ее тело. Для Тарсии было лучше, когда, получив свое, он оставлял ее в покое, чем если он засыпал, сжимая ее в объятиях. Они почти не разговаривали, лишь иногда он отдавал ей какие-то короткие приказы.

Слегка очнувшись от первых потрясений, движимая извечными женскими инстинктами, гречанка прибралась в хижине и умело распоряжалась скудными запасами продуктов. Мелисс позволял ей ежедневно пополнять запасы пресной воды из источника, бьющего в расщелине скалы, чтобы она могла мыть волосы и стирать одежду. Тарсия видела, как смотрят на нее другие мужчины, но ни один не смел дотронуться до нее. Пираты избегали связываться с Мелиссом: хотя он и слушался приказов главаря, но в то же время умудрялся сохранять определенную независимость. Случалось, он пил вместе с другими, но никогда не напивался допьяна. И больше не делал никаких попыток заговорить с Гаем.